«Новый писатель»: Александр Гордеев, 23 года, Бийск
Знакомьтесь с рассказами участника конкурса «Новый писатель» Александра Гордеева! И не забываем оставлять комментарии к рассказам! О чем, по-вашему, пишет автор? Удалось ли ему достучаться до вашего сердца?! Приятного чтения!
(комментарии жюри появятся позже)
Несказанные слова
Дождь, впервые за несколько месяцев. Старик подставил ладонь под капли. Казалось, что иссохшаяся кожа как земля впитает в себя влагу и вновь омолодится. Капли были тёплыми, можно даже сказать горячими для вечно мёрзнущих старческих рук. Старик усмехнулся: настолько всё пропиталось зноем за эти месяцы, что даже капли дождя пока летели вниз, успевали впитать в себя частичку той жары, от которой изнывала земля. Проверив свою котомку и убедившись, что собранных ягод и кореньев ему хватит как минимум на неделю, старик вышел из-под ели и побрёл в направлении своей землянки. Идти по лесу становилось всё труднее с каждым днём, ноги постоянно запутывались в траве, запинались о ветки, а иногда просто отказывались слушаться, и тогда приходилось прикладывать немало усилий, чтобы сделать следующий шаг. Прислонившись к дереву, он, как и сотню, раз до этого отругал себя, что не взял посох с собой. Хотя посох был сделан несколько лет назад, он так и стоял в одном из углов землянки; старик не решался взять его в руки, ведь взяв его, он как бы молча распишется в своей немощности, а этого он допустить не мог. Немного отдышавшись, он побрёл дальше к своему жилищу.
Когда он дошёл до землянки, ему кое-как удалось плотно закрыть рассохшуюся от времени дверь. Положив котомку у очага, старик сел на лавку у оконца. На столе лежали два синих тома его любимого писателя – единственное, что он взял с собой, когда ушёл из города. Город… это место он вспоминал с отвращением: серые дома жмутся друг к другу и из-за нехватки места образуют тёмные переулки, и это вечное зловоние от выплёскиваемых на улицу нечистот. Из-за мечты когда-нибудь покинуть это место, в семье смотрели на него как на дурака, всегда приговаривая, что «такой слабый телом как ты и дня не выживет за пределами городских стен». Лицо старика тронула улыбка, ведь он уже забыл, сколько лет назад его черные волосы стали белыми, всё это произошло не постепенно, а случилось мгновенно, это старик хорошо помнил. Проснувшись и подойдя к ручью, он увидел там седого старца, тогда он единственный раз заплакал здесь, в глухом лесу. Тогда он так и не осознал, почему это произошло, но сейчас вспоминая, старик, наконец, явственно понял причину. Виной всему были слова, несказанные слова в миг, когда человек заходил в свой дом, и за ним закрывалась дверь, человек с которым хотелось дожить до седины. В тот день тогда ещё не старик, а юноша взял свою котомку, ту самую, что стояла сейчас у очага, положил туда два тома любимого писателя, взял отцовский топор и ушёл за городские стены. Внезапная боль в спине вырвала старика из его воспоминаний, взглянув в окно, он увидел, что солнце клонится к закату. Нужно было приготовить себе ужин да закрыть дверь на засов, в этом году то ли от жары то ли ещё от чего лесная живность словно взбесилась, и каждую ночь кто-нибудь да пытался забраться к нему в землянку. Лес словно отторгал человека, который, казалось, за многие годы своего отшельничества сросся с ним воедино. Вскипятив воду на очаге, заварив травяной чай и поев ягод, старик запер дверь и лёг на лавку. Сегодня он не стал, как всегда делал до этого перечитывать книги, которые он уже выучил наизусть, сегодня его ждало куда более важное путешествие чем то, что могли дать книги. Он отправился по волнам своей памяти.
То утро, когда он вышел за городские стены, отпечаталось в памяти самыми яркими из возможных красок. Бескрайние (как ему тогда показалось) луга доходили до самого горизонта, сжав в руках котомку, он отправился по дороге на север, от родственников он знал, что там есть большой и дикий лес. Сама дорога в памяти уже практически полностью выцвела, а вот впечатление от леса были отчетливы. Лес встретил его веселым многоголосьем птиц, всё настолько дышало жизнью, что он попросту растворился в нем, забыв о мрачном городе и о той причине, почему он его покинул. Первое время ему было крайне тяжело: постоянная нехватка еды, хлипкий шалаш, не укрывавший толком ни от дождя, ни от ночного холода. Но он смог к началу зимы построить себе землянку, ту самую в которой он сейчас лежит, это-то его и спасло от холодной смерти. Каждодневная работа, борьба за выживание сделали его по-настоящему крепким телом, а книги позволили ему остаться человеком, не стать животной частью леса. Скрежет по двери землянки вывел его из воспоминаний, дверь под чьим-то напором прогибалась вовнутрь, следовало её подпереть. Старик встал и не найдя ничего стоящего взял в руки посох и почувствовал практически сразу всю тяжесть прожитых лет, которые как гора навалились на его плечи. Доковыляв до двери и подперев её, он, держась за земляную стену, дошёл до лежанки и тяжело повалился на неё. Повернувшись лицом к стене, он сразу провалился в прошлое. Старик оказался в том самом дне, посмотрев на свои руки, он не обнаружил на них морщин, он снова был молод. А перед ним она, в своём зелёном платье и со слезами на глазах заходит в свой дом. И снова за ней закрывается дверь. Юноша срывается с места и бежит за ней, на этот раз он не совершит ту ошибку (теперь старик знал, что это была ошибка), останавливает закрывающуюся дверь и исчезает в дверном проёме.
Яркое, необыкновенно теплое осеннее утро началось в лесу. Свет проходя через листья, хвою и паутину рассеивался и мягко освещал землянку. Птицы, усевшись на деревья вокруг землянки и на неё, пели звонкими голосами, приветствуя новый день. Казалось лес и его обитатели словно и не ведали, что стоит уже середина осени, настолько всё вокруг дышало жизнью. Из землянки так больше никто и не вышел.
Два слова
Ветер сбивал с ног. Его ледяные порывы продували мой плащ насквозь, дыхание перехватывало. Я никак не мог понять от чего: то ли от ветра, то ли от слёз. Слезы застывали прямо на глазах, отчего глаза постоянно слипались и я практически не видел той дороги, по которой брёл. Именно брёл, сознание отказывало, и я шатался словно пьяный. Но я был трезв и от того было ещё больнее. Но я знал, что если не упаду в ближайший сугроб и не замёрзну, то добреду до единственного трактира в этом городе. Трактир располагался наверно в самом убогом здании города, и воняло там всегда хуже некуда. Данное неудобство с лихвой перекрывал факт наличия там отменного пива. Собственно поэтому трактирщик ещё и не разорился. Наконец я добрался до трактира. Сегодня в трактире народу не было, только три солдата из гарнизона играли в кости да потягивали пиво. Сев за стол у камина я заказал себе 2 кувшина эля, сегодня я хотел напиться. Причина всего этого лежала во внутреннем кармане плаща – письмо. Достав письмо, я не стал его разворачивать так как, прочитав всего один раз, запомнил содержание навсегда. Подержав в руках письмо с полминуты, я смял его и кинул в огонь. Языки пламени уничтожили за секунду то, что за эти же секунды разрушило всю мою жизнь. Мысли путались в моей голове…
Мы столкнулись с ней в дверях того дома где находилась квартира моего друга, и я не могу сказать что эта была любовь с первого взгляда. Несомненно, это была девушка весьма миловидная, с роскошными длинными светлыми волосами и взгляд её зелёных глаз был такой, словно она видит тебя насквозь. У друга я выспросил, не знает ли он эту девушку, к моему удивлению он её знал, оказывается, она были завсегдатаем театра, где как раз подрабатывал друг после увольнения со службы. В надежде познакомиться с ней я отправился в театр, где не был, наверное, с год до этого. К моему разочарованию в тот вечер и в последующие вечера компанию мне составлял только друг. Приблизительно через месяц праздного шатания в это заведение я всё-таки встретил её. Она была в длинном черном платье и в компании двух подруг, я до сих пор не знаю, как решился подойти к ней тогда. И к моему удивлению она ответила мне взаимностью. Мы начали встречаться, в тёплое время года мы гуляли по парку, в холодное же встречались у меня дома, благо жил я один и ничто не могло нам помешать. Я никак не мог смириться с тем фактом, что она всё никак не хотела появляться в моей компании в любом заведении. Это частенько становилось причиной наших ссор, я говорил, что она меня стесняется, она же отмалчивалась и покидала наши встречи, превращая их в посиделки меня с моими мыслями. От своего друга я знал, что она неизменно каждый воскресный вечер была в театре и на балах, что устраивались в середине месяца в том же здании театра. Сам я раньше был на каждом из них, так как наша часть совмещала в себе военную службу с охраной порядка. Теперь я отказался от этой службы и патрулировал улицы города.
В таком режиме прошло два года. Северные племена прорвали нашу границу и стремительно стали продвигаться вглубь страны. Меня назначили начальником гарнизона небольшого городка, который вот-вот должен был стать прифронтовым, отъезжал я в полном одиночестве. Мой друг был не в состоянии прийти ко мне, он лежал в горячке, а у неё была премьера какого-то столичного спектакля. Перед самым отъездом прибыл посыльный от неё. В записке было всего два слова «Выживи. Дождусь». Даже сидя в трактире и допивая свой эль, я хранил этот клочок бумаги. Мой гарнизон удержал город, и подошедшие основные войска отбросили кочевников практически до границы. Городок снова стал тыловым, но меня оставили здесь обновить укрепления и организовать систему оповещения, на случай если фронт будет прорван снова. В самый разгар работ прибыл гонец с письмом, которое обрушило мой мир и ещё поглумилось на его руинах. Допивая второй кувшин эля, я так и не смог забыться, в голове вставали строчки этого злосчастного письма.
«Мой друг, в тяжёлые дни обороны я не хотел тебя тревожить, ведь зная тебя, я был уверен, что ты бросишься на меч северного дикаря лезущего на крепостную стену. Не знаю, поверишь ли ты мне, мы с тобой прошли знаменитую Южную кампанию, что лишила меня руки, потому прошу мне поверить. Ты писал, что тебя в конце месяца должны отправить в отпуск, на неделю, и ты хотел приехать домой к ней (я специально не упоминаю это имя, ибо даже перо нужно будет выкинуть, если я его напишу). Так вот — не приезжай. Она вышла замуж. Не знаю, было бы тебе легче выбери она кого-то из нашей военной братии. А так выбор её пал на этого смазливого и толстого директора театра. Сам я как узнал об этом, уволился из этого заведения. Зная твою способность распознавать ложь, которая, кстати, нас выручала с тобой не раз, ты поймешь, что я сказал чистейшую правду. Прошу тебя забудь о ней и живи в тихом городе, куда тебя послала судьба».
Наивный мой друг. Как я могу забыть о той, с которой я провёл божественные два года, забыть о величайшем счастье, что было в моей жизни. Нет! Сидя здесь в трактире, уже пустом, я тщетно пытался напиться и забыть само это письмо, чтобы в памяти остались самые лучшие слова. Два слова. Я добился разрешения у командующего фронтом, что так удачно оказался в городе, и завтра отъезжаю на участок фронта, где племена грозили вновь прорваться. Я убедил командира, что если под моим командованием устоял почти безнадёжный город, то и ущелье я удержу.
***
— Откройте, сэр, — в дверь стучали неимоверно громко. Однорукий мужчина подошёл к двери.
— Кто там, что вам нужно?
— Сэр, вам необходимо прийти в городскую ратушу для получения награды за одного офицера, в записке, найденной при нём, значилось ваше имя.
— За что награда? — спросил мужчина, не уточняя, что за офицер, как будто он всё время ждал этих людей.
— Его взвод смог удержать стратегическое ущелье, и наши войска смогли окружить этих дикарей и перебить большую часть их войска, теперь война закончится в считанные дни. И да, еще в записке говорилось, чтобы вы передали эту бумажку, там сказано вы поймёте кому.
Когда военные ушли, мужчина развернул смятый и запачканный кровью листок, там расплывшимися чернилами было написано: «Выживи. Дождусь».
