Вячеслав Лямкин, 32 года, рассказы
Веня − «Душа поет»
Веню так и прозвали в деревне «Душа поет!». Бывают у него деньки, когда он срывается. И на этот раз не удержался, запил. Шлея под хвост попала. Как это обычно бывало совсем нежданно. Бац – и вот он, Веня пьяненький. С утра с бутылочкой пивца, крутится возле своего лесовоза, создает видимость. А вроде вчера уходил с работы человеком. Так бывает!
Главный механик лесхоза Павел Егорович, серьезный мужик, отогнал Веню от Урала чтоб дел каких-нибудь не натворил, посадил на машину молоденького парнишку, чтоб техника не простаивала, а Веню кирзовым сапогом «под седло» отправил вылечиваться.
Вы спросите, уволил? Нет, не уволил. Отправил без содержания до выздоровления. У Пряхиных это в роду, в крови. У деда было. У отца. Веньке тоже передалось. Так сказать «душа поет». Только брат Вовка в материну породу пошел. Не пьет вообще! Поэтому жене его Светке бабы в поселке завидуют. А к Пряхиным и к их выкрутасам уже попривыкли.
Пьяный Веня – это добрых дел мастер, лишь бы наливали. Тому забор подлатать, этому опалубку выставить. Веня всегда рад помочь.
Веню на селе уважали. Веня работает — селяне его в пример ставят. Веня гуляет – в пример не ставят, а на лицах у всех улыбки. Ждут, что это он на сей раз вычудит. Смотришь то у Вени в руках молоток, а через пару минут голосистая трехрядка. И народу возле него всегда уйма.
— Гуляешь, Веня?! — спрашивают его селяне.
— Душа поет!- отвечает он невпопад, склоняя голову к малиновым мехам.
Гуляет Веня месяц, редко два, раз в год. Потом на коленях ползет к родному брату Вовке и молит его, чтоб тот его излечил. Владимир хоть и младше Веньки, но здоровей. Долго Вовку упрашивать не надо. У него есть проверенный способ. Он сразу затапливает баньку, хватает Веню за отворот рубахи и ведет его в парную, приговаривая: — Упился убогий!
Дня два Вовка изгоняет «тоску души» из брата крапивными вениками отливая его колодезной водой. Венька выползает из парной еле живой, но уже без «тоски» словно народившийся заново. А в понедельник с низко опущенной головой идет к Павлу Егоровичу, который хлопает Веню по плечу по-отечески с пониманием. А Веньке стыдно, хоть вой.
В прошлый год Пряхин старший изволил пасти деревенских коров, да так принялся усердно работать, что в первый же день полдеревни не досчиталось своих кормилиц. А получилось так, что Вовку Кутепова, местного пастуха, укусил клещ, у парня поднялась высокая температура под сорок и его в экстренном порядке увезли в районную больницу. На следующий день как эта новость облетела деревню, собрали сход: долго спорили бабы, горланили мужики, и вот Веня тут как тут выдвигает свою кандидатуру. Так как желающих больше не нашлось, на том и решили, что до выздоровления Кутепова будет пасти Пряхин.
Комментарий Владислава Пасечника:
Что это? Стенограмма заседания сельсовета? Где авторский язык, где повествование, где колорит? Типовой шукшинский мужичок в худших традициях алтайской аркадии.
В этот же день, как Веня ухал утром сопровождать деревенское стадо, к обеду коровы, почему-то потянулись мелкими стайками по улице, подняв деревенских псов. Получилось так, что Веня, не знавший тонкостей пастушьего ремесла, погнал стадо не туда, куда было нужно, и вскоре встретился с коллегой с Алтайского. Как вовремя пригодился припасенный Веней литр спирта,который за увлекательной беседой с коллегой под тенью берез закончился довольно быстро.
Комментарий Владислава Пасечника:
«Как вовремя пригодился припасенный Веней литр спирта,который за увлекательной беседой с коллегой под тенью берез закончился довольно быстро». Это предложение нужно либо разбить на два, либо просто перестроить.
И глаза прикрылись как-то сами собой. Пока горе пастухи [это что-то из районной газеты] спали, коровы, предоставленные сами себе, разбрелись по сторонам. Некоторые домой пришли, какие по полям разбежались. Так и нашли деревенские мужики Веню и пастуха с Алтайского умиротворенно спавших в березовом околке, заботливо обняв друг друга. Был бы кто другой на месте Вени, убили бы, а ему надавали подзатыльников и заставили вместе со всеми искать деревенских коров.
Комментарий Владислава Пасечника:
История с коровами похожа на газетную заметку. Текст должен цеплять. Здесь этого не происходит.
В этот раз Веня помогал красить крышу бабке Дуне Арбузовой. Бабка славилась на все село своей наливкой, которую она варганила из варенья, оставшегося с зимы. Баба Дуня с дедом Тихоновичем оба вышли на пенсию и вели не шуточное для пенсионеров хозяйство. Был у них и грузовичок, и девятку справили года три назад. Тем летом ремонт в доме сделали: горячую воду провели и даже ванную оборудовали.
— Это для старости! — иногда поговаривала баб Дуся. Что и говорить – умели старики работать. Осталась кулацкая жилка. Сын у дедов Евгений, жил в Томске, преподавал в университете, приезжал редко, но помогал иногда денежкой. И на этом спасибо. Хоть какая- то помощь.
Веня неделю ходил мимо Арбузовского добротного дома. Увидит бабку, кричит через забор:
— Ой, Петровна, крыша-то у дома вся облезла! Что-то делать надо!
— Не до нее, родимый. Ласка чёт захворала, да картошку полоть пора, заросла вся! — отмахивалась баб Дуся от Веньки.
А на следующей неделе баба Дуся сама окликнула Веньку, когда тот проходил мимо:
— Венечка, подойди, дело есть! – Петровна вышла за ограду.
— Я вот смотрю на крышу-то, и вправду вся облезла, обшарпалась. А попросить-то некого. Мы- то с дедом немощные стали по крышам лазать! Не знаешь, кто бы взялся?
Веня пьяно улыбнулся;
— Да, это, Петровна, давай я покрашу. Мне не в тягость!
После небольших споров срядились за день работы два литра наливки из клубничного варенья. Веня пообещал за три дня управиться и тут же принялся за работу. Первым делом попросил предоплату. Петровна достала из погреба двухлитровую баночку своей хваленой наливки и заботливо поставила её в холодок. Веня опрокинул стаканчик наливки, довольно поморщил нос и стал готовиться. Принес лестницу, развёл краску растворителем, перелил в ведро так удобней и, взяв кисточку, полез на крышу.
– Венька! Скалолаз хренов, — кричит ему дед Тихонович, с утра уже работающий на подворье, – верёвку-то возьми, а то хлобыстнешься ненароком.
— Мне так сподручней — отмахивается Веня.
Смотрит баба Дуня на работничка, и сердце замирает. Удивляется, как это Вене удается прямо ходить по крыше, не боится без верёвки. А скат на крыше крутой! Вот-вот навернется Веня с крыши, всё себе переломает.
А Веньке море по колено! Несподручно ему с верёвкой. Это надо привязаться, а если горло промочить – отвязаться. Морока одна. А это прыг-скок. С крыши к стаканчику и снова на крышу. Как воробышек.
А у бабы Дуси вся работа встала. Надо идти деду помогать по хозяйству, обед готовить, а она стоит Веню караулит:
-Черт меня дернул с ним связаться! — плакалась бабка про себя. — А если убьется, меня ж окличут! Вот и ходила старушка под крышей с такими думами, караулила, а вдруг Веня свалиться с крыши, она хоть руки подставит, все мягче падать будет. И даже Тихоновичу досталось все три дня, что Веня красил крышу, дед не ел горяченького, все на бутербродах, бабке-то готовить некогда было.
На второй день, когда Веня приговорил уже литру наливки, под зорьким наблюдением хозяйки мимо проезжал на телеге Лукич, столяр с Алтайского. Увидев Бабку и ходящего по крыше Веньку, он остановил гнедую напротив ворот:
— Он же у тебя убиться так сможет, Петровна! — крикнул столяр с телеги, доставая самокрутку. — А тебя посадят. Будешь на старости лет харчи казенные хлебать! К-хе, хе!
Петровну разозлила уверенность Лукича.
— Не убьётся! Ты что, разве не слыхал? — Петровна подошла к калитке.
-О чем? −чадил Лукич самосадом.
— Да Женька, мой с Томска прислал магниты! Они там, в институте разработали. Чудо новейшей техники! Как это модное слово сейчас! Нанотехнология! В сапоги кладутся за место стелек и к любой поверхности притягивают. Специально в место верёвки! Хочешь, можно даже по шиферу ходить не упадешь! Я Жене говорю: — Сынок крышу надо подкрасить! А он мне «Я, говорит, мам тебе пришлю магниты специальные!» Вот вчера Варька – почтальонша и принесла.
— И что это за магниты такие, впервой слышу! Венька, правда что ли?! — Лукич слез с телеги и подошел поближе.
— Я ж тебе говорю – чудо новейшей техники. Первый они на показ оставили, а второй сын мне прислал! — не унималась Петровна.
Веня, слыша разговор с самого начала, решил подыграть бабке Дуне:
— Правда, правда, Лукич! Специальные, по форме ступни. Сплав какой-то необычный. В сапог ложиться, и ходи прямо по крыше, не упадешь!
— Брешешь, как сивый мерин! — не поверил плотник, — а ну закажь!
— Как же я тебе их достану? А вдруг упаду? Жди, докрашу, слезу, вот и увидишь, — отговорился Веня.
— Ты смотри, забава! – сдался Лукич.
Серьёзный тон Вениамина видать его убедил.
— Нам бы такие магниты на бригаду. Мило б дело!
Лукич погладил бороду.
— Петровна, ты Женьке своему черкани письмецо, чтоб ещё такие же выслал, напиши, что некому-то, а Федот Лукичу лично, он меня помнит, мы с ним рыбалить вместе ходили! Не бесплатно, конечно!
Лукич сел в телегу.
— Поеду своим расскажу про чудо-техники!
И он, подстегнув гнедую, скрылся за поворотом, подняв столб пыли.
— Ну, Петровна, ты и выдумщица! — Веня слез с крыши. — Магниты какие-то выдумала!
— А чего он раскаркался «упадет, харчи казенные» — пожаловалась бабка.
Веня налил стакан наливки:
— Ладно, надо подзарядиться, а то магниты ослабели. Не держат ни черта! И они с бабкой рассмеялись.
На следующий день Веня слетел с крыши. И «магниты» не помогли! Благо голову не свернул, отделался лишь сломанной ногой. На этом его «тоска души» преждевременно закончилась.
А Лукич тем временем всем рассказывал о «чудо – магнитах».
Комментарий Натальи Дорониной:
Читала с удовольствием – хороший язык, лёгкий слог, продуманные характеры. Но вот финал слабоват, да и форма рассказа мне кажется неподходящей. Это несколько миниатюр-анекдотов, которые можно было бы и оформить как самостоятельные в составе одного рассказа, снабдив их подзаголовками.
Комментарий Владислава Пасечника:
Не зацепило. Язык очень слабый, газетный. Истории не интересные и даже не забавные. К тому же их слишком мало. Две истории из жизни деревенского чудака — тут даже говорить не о чем. Наверняка еще много можно придумать/зарисовать с натуры. А так — ничего волшебного.
Комментарий Павла Сидоренко:
Видно влияние Шукшина. Герои — люди-чудики, люди от земли, с русским характером. Читается легко, язык простой, довольно выразительный. Развитие сюжета слабое, а также слабая сама идея произведения. Описание Вени недостаточно характеризует главного героя. Вообще, сказать что-то новое на этом поприще сложно, но возможно, поэтому остается лишь пожелать автору удачи.
Дед Петр
Славик нынче окончил школу. В аттестате красовались три портящие настроение тройки.
— Троечник, значит, — глянул дед Пётр на внука, вертя в руках тёмно-зелёный документ. — Ну и куда собираетесь податься?
— Дед, я тебе сто раз говорил – на физкультурный, — строго ответил выпускник.
— Не обсуждается!
— А может, в Ребриху, на тракториста? – сделал старик последнею попытку уговорить внука. Ему очень хотелось, чтобы он пошёл по его стопам: пахал землю, сеял пшеницу и рожь.
— Нет, дедуль!- внук нахмурил брови. — Договорились же, а ты снова да ладом.
Старик махнул рукой и завернул крепкое словцо.
— Откуда ты такой уродился? Все люди как люди, а он – в физкультурный! На кой он тебе сдался, скажи, пожалуйста? – он склонил голову на бок, погладил кучерявую, широкую бороду и заглянул внуку в глаза, ожидая ответа.
-Движение — это жизнь! Спорт — это здоровье, сильный дух! Упражнения — закаливают характер…..
Дед Пётр так и не дал договорить внуку, его задело за живое, словно вывернули на изнанку, и понесло…
— Движение — жизнь ух — ха; — передразнил он внука: — Да знаешь ли ты, сопля зелёная, что такое жизнь? Вот, когда сеешь пшеницу и молитву Боженьке возносишь, чтоб каждое зёрнышко взошло, чтоб урожай удался; – вот это жизнь! Когда, пшеницу, поднимающуюся от землицы к солнцу, взором обводишь, гордость берёт, что эта красотища твоим потом выстрадана – это жизнь! Что там ещё – сила духа, характер. Вот на моем веку случай был. Начали пшеницу с полей убирать, а тут дожди чёртовой мглой зарядили. Ну, всё, думаем, – хана, с голодухи в зиму вымрем. Взмолились тогда, кровяными слёзками, услыхала Богородица, послала погодку. Так мы по два часа всего в сутки спали. Кимарнешь – и снова за руль, — выпалил на одном дыхании дед и снова, набрав полные легкие воздуха, продолжил:
— Мы за неделю весь хлеб убрали. Вот где характер, сила духа! А ты – «спорт — это жизнь!» — уже спокойнее закончил дед Пётр и с надеждой взглянул на серьёзного и насупившегося внука. По его взгляду понял, что все остались при «своих», с досады заскрипев зубами, пошёл во двор скинуть коню травы.
Комментарий Владислава Пасечника:
«Богоносный старик» – четко по Достоевскому. Во многом шукшинские мотивы. Все уже знакомо, не ново. Очень сложно сделать что-то новое на этом поприще.
Славик твёрдо стоял на своем. Тем более характером весь пошёл в Смольяновых. Да и обоснованно было его желание поступать на спортивный факультет. С девятого класса парень уже играл в футбол за взрослую районную команду, был чемпионом района по лёгкой атлетике.
Такие стычки с дедом начались с год назад, когда парень поведал ему о своём решении. Старик все это время не находил себе покоя:
— Слышь, Нюра, ты в курсе дел? Какие наш внучёк кренделя выделывает? – гоношился дед, моя на ночь ноги в тазике.
-Что случилось? – испуганно вскинула руками бабка Нюра, которая, надо сказать. была парню в место матери. Родная померла при родах, а отец, то есть сынок деда Петра Андрей, уехал на север на заработки и приезжал раз в год; до сына дело было никакого, и поэтому Славик воспитывался дедами.
— Да, поступать собрался в этот свой физкультурный.
Бабка облегчённо вздохнула:
— Я-то думала! Ну и пусть себе поступает у него к этому талант!
— Тьфу ты, ведьма старая! И ты туда же! – дед Пётр сел в сенцах на лавку, закурил сигаретку: — У нас отродясь в роду этих физкультурников не было – все пахари, вон Андрейка и тот шоферюгой на Севере. А этот кем станет? Так, сяк.
— Раскудахтался, пердун старый! — вступилась за внука баба Нюра: -Хочет мальчишка, пускай. Видно, в душе у него это!
— Много ты, бабка, понимаешь!- Пётр понял, что не найдет в бабке союзницу и с тяжелым осадком на сердце, затушив окурок слюной, пошёл спать в горницу.
А с последнего раза, как дед с внуком закусились, его как отрезало. Видно, смирился. Лишь ходил по ограде недовольно кряхтел и жмурил, словно напакостивший кот глаза, а это был первый признак, что дед что-то удумал.
А дело было вот в чем. Старому на ум пришла спасительная и греющая его сердце надеждой мысль:
— А вдруг не поступит, чертенок! Тогда-то я его в училище за ручку отведу.
И он, обогретый этой мыслью, уехал на луга косить траву. А баба Нюра с внуком вздохнули спокойно.
Пока дед Петр был на лугах, внук уехал в город поступать в институт, и сдав все экзамены, был зачислен на первый курс.
В поселок Славик, приехал последним автобусом; открыв калитку и войдя в ограду, он увидел деда, распрягающего лошадь. Телега была под бастрык набитая свежескошенной, пряной травой.
Дед, завидев внука, махнул рукой:
— Иди, помоги телегу откатить.
Дружно взялись за оглобли и толкнули телегу на задворки. Дед сел на чурку, закурил. Внук сел рядом, молчали. Дед Петр выжидающе тянул время, не зная, с чего начать:
— Ну, как там городишко стоит? — спросил он, глядя себе в ноги.
— Стоит!- ответил Славик.
— Ну, что поступил? — дед прищурился, как он это делал обычно, глянул в глаза внуку резко, словно расстреливал.
— Поступил! — словно приговор прозвучали слова внука.
Старик скомканно улыбнулся:
– Молодец!– похлопал он внука по плечу и ушел топить баню.
На следующий день дед заболел. Заболел не телом. Душой. Ходил, как малохольный, по пол дня лежал на диване, запинался о все пороги, проливал все, что наливал. Из резкого
кряжистого деда Петра превратился в вялую амебу.
— Не жар ли у тебя, старый, – забеспокоилась баба Нюра, приложив ладонь ко лбу мужа. Но лоб был холодный.
— Все бесишься, – поняла состояние деда супруга и оставила его в покое.
Петра изнутри точил червь.
-Вот, гаденыши – рассуждал он — один на север уехал, другой в спортсмены подался, а им наплевать, что землю пахать скоро некому будет. Все в юристы да в каратисты подались темная чтоб их, а они не задумываются, что без хлеба тошно всем придется. Не понимают, что тракторист – профессия будущего. А этот (имея виду внука) в душу наложил, физкултурничек, блин. Но нечего — дед украдкой смахнул слезу – пока Петр Смольянов жив, всем хлеба хватит!
Через неделю у старика снова заблестели глаза. А дело в том, что его снова посетила мысль, согревающая, дающая надежду. На следующий день, после того как дед ожил, он встал спозаранку, сонной бабке буркнул, что едет на луга, а сам, одевшись в парадный костюмчик, направился к вокзалу. Поселок еще спал. Петр рассчитывал на это, не хотел, чтоб его кто-то видел .Ему это почти удалось, лишь встретился пастух Вовка Лазутин. Погоняя гнедого, Вовка, завидев старика, крикнул:
— Куда это ты, Кузьмич, сранья хвост навострил? Поди, кого завел в центре – и Вовка довольно хохотнул он в догонку своей шутки.
-Чего ты скалишся, дурень — обозлился дед – Скачешь хвосты крутить – вот и скачи, а меня не трогай, — и, сгорбившись, пошел дальше. Итак погано было на душе, а тут еще этот.
А надумал дед Петр вот что. Он решил съездить в этот самый физкултурный институт и поговорить там с самым главным , чтоб внука его, Славика, не зачисляли в студенты, так как у него влечение к тракторам, – так думал Кузьмич, пока ехал в город .
Через час с небольшим дед Пётр стоял у дверей пединститута. Молодежи было уйма. Девочки с мамками, парни с папками. Шла пора подачи документов. Дед Пётр вошёл в фойе и растерялся. Но тут же нашёлся и подошёл к миловидной девчушке, сидевшей за столом, на котором стояла табличка с надписью “иностранный язык”.
— Доченька, — обратился он к ней – скажи, где мне главного вашего найти?
Девушка улыбнулась.
— А вам кого именно – уточнила она — тут таких , много!
— Мне по физкультурной части.
— А это вам прямо по коридору до конца, дверь направо.
— Спасибо тебе, родная! — Дед Пётр подмигнул девушке, вспомнил свою молодость и пошёл по коридору.
Дверь была большая, массивная. Чувствовалось, что за ней сидит начальник. Старик постучал, как ему показалась, даже настойчиво, и не дожидаясь ответа, вошел в кабинет. «Брать так нахрапам, – думал он – Я этих физкультурников вот где держал».
Декан или «усач», как про себя назвал дед Петр начальника, сидел за широким столом и что-то писал на листке бумаги.
-Здравствуйте, добрый человек, — дед прошел прямо и сел рядом с деканом на стул. Декан, мужик лет сорока с шикарными казачьими усами и добрым взглядом, отложил ручку и листок в сторону. Протянул руку:
– Здравствуй отец, выкладывай, по какому делу пришел!
Гость оценил крепкое рукопожатие «усача», с которым ему передалась уверенность в том, что он делает все правильно, и решил рубить правду матку.
— Да я что пришел, мил человек, – начал дед Петр, – внучек мой поступил к вам на физкультурный. Славка Смольянов .
— Вот и здорово, — усач наклонился под стол вытащил откуда-то толстую папку, развернул ее, вытянул из нее листок со списком и, найдя в нем фамилию Смольянов В .А .положил его перед собой.
— Да действительно есть такой парень, и экзамены сдал неплохо. В чем же дело? – усач с интересом глядел на старика. — Первого сентября милости просим на первый звонок! Общежитие дадим.
— Да не в этом дело!- видно было, что дед Пётр собирается с духом. — Мил человек, ты не зачисляй его в эти спортсмены. У нас в роду отродясь таковых не было, все землю пахали, хлеб сеяли, а этот в физкультурники. — и деда понесло. — Они все в банкиры да в рэкитиры подались, а кто хлеб сеять будет? Кто район, край, страну кормить станет? Говорит: спорт — это жизнь; характер- закаляет силу духа! А я ему рассказываю, когда по полям едешь, а вокруг пшеничка колоситься к небу тянется, так дух захватывает! Гордость берет, что это вот этими руками возделано, — и дед протянул вперед мозолистые трудовые ладони. — Вот где жизнь! А, когда за неделю хлеб надо убрать, а то дожди так твой характер закалят, что зимой с голодухи пухнуть будешь. Это как? А он в спорт. Да у него всю жизнь влечение к технике, да к охоте. Это он назло мне! Вообще-то, он хотел в Ребриху на тракториста…- и дед Пётр замолчал.
Декан пригладил широченными ладонями свои усы:
— Спасибо тебе, отец, за хлебушек! И всё ты верно рассуждаешь: и про хлеб, и про землю, и про то, что молодёжь нынче не поймешь какая. С каждым годом всё хлеще. Это все верно! Но в одном я не смогу тебя поддержать. Не могу я твою просьбу удовлетворить. Парень у тебя отличный, и зря ты так про физкультурников говоришь, многие из них в войну героями погибли, спасая Родину. Насчет внука вот что скажу, если сам придет, посмотрит мне в глаза, собственноручно заявление напишет, чтоб его отчислили из рядов студентов, вот тогда и пошлёшь его учиться на тракториста. А сейчас уж извиняй.
— Что, не поможешь!? – дед прищурил глаза.
— Извиняй, отец, не имею право!
Дед Пётр рывком поднялся со стула, прожог усача испепеляющим взглядом и, махнув рукой, вышел из кабинета, не попрощавшись.
На улице ему стало душно. Он расстегнул ворот рубахи и присел на скамейку. Мимо шёл студент. Парень остановился и, наклонившись над пожилым человеком, спросил:
— Дедушка, вам плохо?
-Слышь, иди, куда шел! – огрызнулся старик. Студент, не понимая, что происходит, пожав в недоумении плечами, пошёл дальше.
— Ну, внучёк, сделал подарочек! — пробурчал недовольно дед и, поднявшись со скамейки, пошел к вокзалу. А, приехав, домой снова заболел. Душой.
Комментарий Владислава Пасечника:
Этот рассказ куда лучше чем «Душа поет». Ровный, выдержанный, присутствует конфликт. Но у него все те же проблемы – тема, заявленная в этом тексте, эксплуатируется уже очень давно. Вспомнить хотя бы фильм Салтыкова «Председатель», где герой Ульянова пытается удержать в родном колхозе парней и девушек, поступающих в институт. Рассказ написан неплохо, но по-прежнему нет ничего «волшебного»…
Заело!
Ванька Телегин работал шофером на ЗИЛе, на птицефабрике в селе Малоенисейское. Жизнь у парня как-то сразу застрял костью в горле и оставила отпечаток на его лице. Оттого Иван ходил какой-то злой, угрюмый, был дерзковат. Мужики Ивана побаивались и поэтому сторонились с ним приятельствовать. Всё началось с того, что парень с детства мечтал стать летчиком, мастерил самолеты из дерева и картона и воображал, как на таких, но только на настоящих, будет летать. Заставил всю комнату этими экземплярами. Мать иногда даже поругивала.
Когда пришло время идти в армию, Иван всем заявил, что пойдет служить в лётные войска. Да и никто по-иному не думал. Но на медкомиссии обнаружилось, что у парня слабый вестибулярный аппарат. Он устроил в поликлинике скандал, а через неделю чересчур нахамил военкому, когда тот предложил ему идти в погранцы. В итоге парень попал в наш родной стройбат. Не худшее место в армии, но и там Ивану пришлось не сладко.
Комментарий Владислава Пасечника:Есть хуже? Сам не служил, но вырос в офицерской семье. Меня дед всю жизнь стройбатом пугал…
Вернулся Ванёк возмужавшим, повзрослевшим (уходят мальчики, приходят мужики), с переломанным носом и с двумя выбитыми зубами и остался в селе. Неделю попил, отмечая дембеля, а потом устроился на родную птицефабрику шофером, несмотря на то, что вся молодежь повально стремилась в город.
Комментарий Владислава Пасечника:Здесь просто совет — выделенное перенести в следующий абзац, после «изменился не столько внешне как внутренне». Будет куда выразительнее. Вернувшись с армии, Иван сильно изменился не столько внешне, как внутренне. Обида на судьбу стала, наверное, еще сильней. Комментарий Владислава Пасечника:«наверное» — это слово запретное для прозаика. Оно вносит в текст ненужную неопределенность. Наверное он был мулатом, наверное у него была всего одна нога и т.п. Это, примерно как «вдруг» вносит в повествование ненужную внезапность.
Иван стал угрюм, где-то даже обидчив, но самое неприятное было в его взгляде. Иван смотрел так, словно ему все были должны: «Раз житуха мне ныне обязана, так и вы не отставайте!»
Новый механик Михаил Ильич раз даже поинтересовался:
— Ваньк, а Ваньк, я у тебя денег случаем не занимал?
— Да собственно нет, а что? — удивился Иван.
— А что ж ты, паскудышь, на меня так смотришь, словно я тебе милльён должон!? Мне даже как- то неудобно стало! Даже засомневался! Ты смотри, не хорошо это!
— Что не хорошо?
— Так на людей смотреть. Словно мы все тебе в чём-то обязаны!
— Нормально смотрю, – отмахнулся Ваня и ушел в гараж. Внутренне парень понимал, что люди здесь не причем, но обида засела в нем настолько глубоко, что если бы он и захотел ее выдавить, то скорее всего не получилось бы.
Вскоре Иван женился. На тихой, как у нас иногда говорят – «ни рыба ни мясо» туберкулёзнице Людке Хромовой.
— Холодновата она, мужики! — трепался в клубе афганец Колка Малышев как-то раз, по пьяни затащивший Людку на соседский сеновал.
— Чё бревно! — добавлял он и смешно морщился.
Иван привел молодую жену в дом к матери, где и остался жить после армии. Но вскоре действительно чуть не взвыл. За год семейной жизни он не услыхал ни одного ласкового слова от жены. Хоть Людка и была хозяйственной бабой и всё у ней в делах спорилось, что на селе немаловажно, но вот в постели действительно была холодна. Да и так тоже. Придет Ваня домой с работы, хочется тёплого взгляда, нежного словца услыхать, мягкую нежную ладонь на своей головушке ощутить, новости сельские послушать. А нет, натыкается Иван на холодное, бесчувственное молчание жены.
«У других как, — размышляет Иван, — муж только порог переступит, а жена ему всё как на духу, про всех расскажет, пошутит, улыбнётся, к груди мужнину голову прижмет, она же за день тоже соскучилась. А Людка хоть раз бы улыбнулась!»
А Людку понять можно. Жизнь не сахар выдалась девке. Мать рано умерла, отец алкоголик, бил в детстве, а тут ещё и хворь привязалась. Разве будешь тут улыбаться?
Так вот и жилось Ване как-то не складно. С мечтой не сладилось, с женой тоже. Поделиться не с кем было. Мать жене нарадоваться не могла, а соседям жаловаться не пойдешь. Так и жил Иван, накапливая обиду и недовольство жизнью, и заметил за собой, что стал срываться по пустякам на посторонних людях.
Комментарий Владислава Пасечника:Тут уже Платонов «пошел». Чувствуется влияние Великого. Это не плохо, это очень даже хорошо, сам грешил по Платонову. Но здесь уж как-то слишком близко…
После работы Иван заходил в поселковый магазин за свежим ещё тепленьким хрустящим хлебом. Вот и на этот раз не замедлил зайти.
В магазине перед прилавком стоял молодой лесник Колька Бессонов, приехавший в село работать по направлению, и продавщица Вера Громова, молодая замужняя, но еще не рожавшая бабенка, стала с ним кокетничать. Иван встал в сторонке и нетерпеливо ждал, разглядывая витрину.
Колька достал пригоршню мелочи высыпал на прилавок и беззаботно улыбнулся:
— Верочка мне что-нибудь на это!
В ответ Вера округлила глазки, а по ее взгляду спокойно можно было прочесть: «Ну что ты возьмёшь на эту мелочь, лучше погляди на меня какая я внимательная и добрая. Она считала мелочь и улыбалась.
— Сорок восемь рублей семьдесят копеек.
— Мне тогда две булочки хлеба белого и три расстегая со сгущёнкой!
Вера взяла калькулятор посчитала, что-то прикинула.
— На один расстегай и два рожка с повидлом – уточнила она.
— А может, два расстегая и один рожок! — улыбнулся Колька. Верка хохотнула беспричинно:
— Рубль двадцать не хватает!
Колька стал рыться в карманах.
— Где-то оставалась мелочь, сейчас! Порывшись не долго, подытожил:
— Нету, наверное, в дырку выпала!
— Ладно не ищи завтра завезешь, – смилостивилась Верка. — И скажи жене, чтоб дырку зашила!
— Зашьет, когда женюсь! — улыбнулся смущенно Колька.
— Ох и повезет кому-то ! — вздохнула Вера так, словно сожалела о чем-то. Она подала хлеб со сдобой Кольке, они встретились взглядами, и смущенный лесник такой откровенностью поспешил уйти:
— Я завтра обязательно занесу!
Иван всё это время с нетерпеньем ждал, когда они наговорятся, и с каждой секундой всё больше накалялся, словно сковородка на печке. Ему почему-то стало сперва противно смотреть, как Верка, замужняя девка, флиртует с чужим мужиком, а потом задело другое:
— Ишь, как она с ним ласково! — думал Иван. — А я как не зайду, ежом смотрит, как кошка фыркает, что на врага смотрит!
Иван машинально сунул руку в карман, нагрёб мелочи и шагнул к прилавку:
— Мне тоже что-нибудь на это! — спародировал он Кольку, и подобие улыбки отразилось на его лице.
Верка насупилась, фыркнула, стала считать медяки.
— И откуда ты их берешь? Тридцать три рубля. Чего тебе!?
И тут Ивана заело!
— А где улыбочка? А! Что ж ты на меня, словно на душегуба, смотришь?! Доброго слова не услышишь. Всё как будто с цепи сорвалась! А перед Колькой то вся вон истрепалась! Я тоже человек и душа у меня вот тут болит! — Иван схватил в кулак на груди рубаху и рванул что есть силы, да так что сорвал несколько пуговиц.
Комментарий Владислава Пасечника:
Рванул рубаху, и пальцы выгну веером… я за тебя, любимая, порву любого…» — Это уж слишком.
Вера опешила.
— Я что тебе клоун тут улыбаться каждому? Ты на себя-то посмотри. На тебя взглянешь – не улыбаться, плакать хочется! Судьбой, видите ли, мы обижены!
Кольку понесло:
— Ему ты лыбишься во все тридцать два, а я так чурбан бездушный! Случайно дверью ошибся! Вот твой хлеб и мотай отсюда! Нет уж фигу тебе к носу, – Иван показал солидный кукиш, — я тоже хочу, чтоб мне улыбались, приятно обходились! «Здравствуйте Иван Тимофеевич! Как дела на работе?! Устали, наверное. Вот вам ваши две булочки белого, горяченькие ещё!». Пока сейчас мне не улыбнешься, по-ласковому не обслужишь, я с этого места не ногой! Поняла!?
— Дебил!- взъерепенилась Вера. — Я сейчас мужу позвоню, он тебе тут улыбнётся!
— Ты лучше Колечку позови! – съязвил Иван. — А мужу-то я всё расскажу, как ты тут мужикам чужим глазки строишь!
Продавщица отошла в подсобку. Иван услышал как она истерит в трубку. Долго ждать не пришлось.
Через несколько минут в магазин залетел муж Веры, любитель выпить и покутить Валька Громов. Иван знал Вальку хорошо, не раз выпивали по молодости вместе.
— Ты чё, паря себе позволяешь! — накинулся Валька на Ивана.
Ивану не хотелось ругаться, тем более драться, ему просто захотелось теплого слова.
— А что она стоит у прилавка и ни разу не улыбнется трудовому человеку. Все как собака цепная!
— А что она должна тебе улыбаться? Пусть тебе твоя туберкулезница жена улыбается, понял?
— Этому, Кольке, леснику она глазки строит, а остальным и слова доброго не допросишься. Работяге улыбнуться в тягость!
— Словечко-то нашел! – вставила Вера.
— Жена, это правда, что ли, что он говорит? Кольке глазки строишь!
Верка хоть и ожидала этого вопроса, но все равно сразу не нашлась, что ответить.
— Ни чё я ему не строила. Просто он историю смешную рассказал. Вот и всё. — Решила она приврать.
— Слыхал я эту историю! – Телегин опешил от Веркиной наглости. — Мне расстегайчиков три, нет, у вас выходит два рожка и один расстегайчик, а, может, два расстегайчика и один рожок? У вас не хватает рубль двадцать. Ничего можно я завтра донесу! — спародировал Иван писклявым голоском Верку и Кольку.
Валька видно поверил Ивану.
— Верка, ты что, паскуда, мне рога наставляешь? При живом то муже! Он повернулся к ней с жатыми кулаками.
— Я тебе сейчас покажу два рожка с расстегайчиком! — двинулся он к прилавку. Продавщица чуть не заплакала от того ,что муж ей не поверил.
Иван перегородил ему дорогу.
— Не надо! – тихо сказал он. – Дома разберетесь. Пойдем лучше покурим.
— Зашибу! – буркнул Валька и вышел на улицу. Они встали у клёна росшего недалеко от магазина. Неловко помолчали.
— Ты что на нее так? — спросил Валька. От его гонору не осталось не следа.
-А, что она так ко мне? Ко всем по-добренькому, а меня как увидит, так все – приехали! Мой «зилок» и то добрее. А тут на тебе и заело! Увидал, как она с Колькой заигрывает, раз так думаю, то давай и ко мне с душой. Может, и неправильно это. Понимаешь, Валька, как будто жиряк в душе вскрылся!
Иван посмотрел Вальке в глаза. Прямо с вызовом. — Ты скажи, ну что трудно ей было мне улыбнуться и сказать: «Прошу Ваши две булочки белого». Не трудно же! А что, я не человек? Мне тоже тепла, дружелюбия охота. Да просто человеческого сострадания. – Иван зло растоптал брошенный под кроссовок окурок и, не взглянув даже на Вальку пошел домой, как-то сиротливо сгорбившись.
Дома он нарочно долго громыхал в сенях тазиками, умывался. Не хотел показывать свой настрой. Потом сел ужинать. Борщ был наваристый, но аппетита не было никакого. Иван не заметил, как жена зашла за спину и неожиданно погладила его по жестким от хозяйственного мыла волосам и тихо хрипловатым голосом прошептала:
— Ванечка, у нас ребеночек скоро будет!
Иван вздрогнул. Что-то кольнуло в груди. Слезы навернулись сами собой и стали капать в тарелку с борщом. А руки жены, прижимавшие его голову к груди, первый раз показались ему горячими, словно угли в печке.
Комментарий Владислава Пасечника:
Написано добротно, слову нет. Все хорошо, все жизненно, но… было это где-то у Платонова, у Шукшина, у Шолохова. Все вторично, и в плане мастерства, в плане выразительности и сочувствия втор явно проигрывает свои предшественникам. Недостаточно просто написать «про жизнь», про жизнь мы и сами, слава Богу, знаем. Быть может, здесь автору не хватает витальности. быть может, я не в праве давать рецепты. Я могу лишь сказать, что ждет читатель, в моем лице. Мне нужно что-то, что переведет мое восприятие из киспедента в трансцедент. У данного, конкретного автора я этого не увидел, не испытал.
У тебя другое мнение? Пиши в комментариях!
Перейти в меню конкурса
